Чугункой по ямщикам

Рассказ о том, что застал в Городне юный Пушкин и не застал Александр Островский…

Те из наших читателей, кто учились в школе в советское время, наверняка помнят, с чего начинается знаменитая пьеса «Гроза» Александра Островского: «механик-самоучка» Кулигин сидит на скамье, смотрит на реку, поет, рядом прогуливаются его друзья Кудряш и Шапкин.
«Кулигин: — Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.
Кудряш: — А что?
Кулигин: — Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется.
Кудряш: — Нешто!
Кулигин: — Восторг! А ты «нешто»! Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита».

Этот обычный, казалось бы, литературный диалог сразу обретает иное звучание, если привязать его к конкретному месту, откуда Кудряш созерцал столь впечатлявшие его виды. А место это известно доподлинно: Корчевской уезд, село Городня, выходящий на Волгу холм за храмом Рождества Богородицы… Именно здесь, по собственному признанию Александра Островского, родился замысел пьесы «Гроза». И именно здесь драматург обнаружил столь вдохновившие его виды. Каждый, кто хоть раз увидел Волгу с этого плеса, уже никогда ее не забудет. Известно, например, что Пушкин в 12 лет впервые увидел Волгу именно отсюда — его дядька, отвозивший маленького Пушкина поступать в Царкосельский лицей, специально сделал остановку в Городне, чтобы показать отроку великую русскую реку.

Итак, Пушкин останавливался в Городне на ямской станции по дороге в Царское село. Но что, интересно, делал здесь драматург Александр Островский, который вообще слыл домоседом и годами безвылазно жил в Москве? Оказывается, великий драматург выполнял выполнял здесь важное государственное поручение.
В 1851 году открылась первая в России скоростная железная дорога, получившая название Николаевской — в честь императора Николая Первого. Спустя пять лет, когда самого императора уже не было в живых, его наследник Александр II решил проверить, что за «хозяйство» он принял в наследство. Среди прочего возникла идея изучить эффект открытия железной дороги («чугунки», как ее называли в то время даже в официальных газетах) на жизнь губерний, через которые была проложена первая железнодорожная магистраль. Прежде всего требовалось получить сведения о состоянии промышленности и ремесел в этих областях. Поручить такое дело Александр Второй решил своему брату, великому князю Константину Николаевичу, который в то время возглавлял Морское министерство. Великий князь выступил с оригинальным предложением. Отправить в губернии следует не инспекторов, не чиновников, утверждал он, а….писателей. Мол, мастера художественного слова не просто опишут жизнь «при чугунке», но и передадут самые потаенные чаяния народные. Идея получила высочайшее одобрение, и начался подбор писателей, которым можно было доверить такую важную государственную миссию.

Вот так Александр Островский оказался в составе «великокняжеского» писательского пула, который отправился колесить по Верхневолжью и изучать положение дел в разных его уголках. Островскому досталось задание проехать по Волге от ее истока до Нижнего Новгорода и тщательно описать свои дорожные впечатления. Особенное внимание следовало уделить местным промыслам, а также состоянию судоходства.
Весной 1856 года Александр Островский совершил путешествие по городам и уездам Тверской губернии. Он посетил Тверь, Торжок, Осташков, Ржев, Зубцов, Старицу, Корчеву, Кимры, Калязин, ряд сел и деревень, а также побывал у истока Волги. Во время путешествия Островский вел подробный дневник, записывал свои наблюдения, встречи, беседы, даже зарисовывал пейзажи и набрасывал портреты своих собеседников!

Островский подошел к выполнению порученного задания чрезвычайно добросовестно. Результатом его поездки стали очерки «Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода», опубликованные в «Морском сборнике» спустя три года после его поездки. О пребывании Островского в Твери напоминает специальная памятная доска на одном из домов на центральной улице, где знаменитый писатель останавливался в гостинице купца Барсукова. К сожалению, в других городах, где побывал Островский, его посещения никак не отмечены в местной истории. Хотя в свое время огромной популярностью пользовались его путевые очерки, где Островский подробнейшим образом описал быт, нравы и характеры тверских жителей самых разных сословий — учителей, крестьян, купцов, мастеровых, ремесленников, священнослужителей…

«Тверская одиссея» русского драматурга началась 10 мая 1856 года в Торжке, после чего он посетил Осташков (где был поражен бедностью и темнотой местных крестьян), через Сытьково и Бахмутово приехал в Ржев, в котором прожил десять дней. Далее отправился вниз по Волге, сделав остановки в Старице и Зубцове. 30 июня писатель побывал в Корчеве, а спустя три дня прибыл в Кимры, откуда отправился в Калязин. К сожалению, там его путешествие преждевременно закончилось: в Калязине писатель поскользнулся на пристани и сломал ногу. Это лишило его возможности путешествовать дальше. «Нельзя было и подумать ехать далее, — писал Островский своему приятелю. — Хирурги нашли важные переломы в ноге, которые не были исправлены, и я опять лежу без движения».

Впечатления Островского от поездки по Тверской губернии нашли отражение в ряде пьес, в частности, в «Грозе», «Бесприданнице», «На бойком месте». Красота волжских просторов, которыми любуется Кулигин в «Грозе», воплощает пейзажи Городни. Очевидно, что это самые лучшие произведения великого русского классика, как минимум – самые известные (еще при жизни Островского «Гроза» и «Бесприданница» вошла в школьные хрестоматии). О Корчеве, где Островский провел целый день, он оставил обидно короткую запись в дневнике, всего четыре слова – «В Корчеве делать нечего». А вот о Городне написал довольно большой очерк, и связано это было с тем, что Островский встретил на берегу Волги рыбаков, и, сам заядлый рыбак, долго с ними беседовал.

«В Городне жили царские рыболовы, которые вместо оброка обязаны были поставлять ко двору свежую рыбу», — начинает свой очерк Островский, добавляя, что после открытия Николаевской железной дороги Городня как ямская станция, да и весь ямский извоз на «государевой дороге» потеряли свое значение. Рыболовство в Городне Островский нашел «очень незавидным», в селе не было ни одного невода, ни одной рыбацкой артели, и во всей жизни Городни был заметен упадок. «Прежде, когда тут был проезд, все крестьяне по своим занятиям разделялись на три рода: содержателей постоялых дворов, ямщиков и рыболовов, и все имели выгоды, даже с излишком. Тут гремели дилижансы; поминутно то с той, то с другой стороны подлетали к почтовой гостинице лихие тройки; добрые господа и купцы щедрой рукой давали на водку; разжиревшие дворники брали деньги не только за харчи да за сено и овес лошадям; брали за то, что лошадь только на дворе постояла, брали даже за тепло /за то, что вошёл в избу погреться. — прим. А.Н. Островского/. Бывало, счёты не выходили из рук у дворника и то и дело щёлкали под его толстыми пальцами. Бывало, ямщик отпряжёт своих взмыленных лошадей, у которых животы ходнем ходят, — оттого, что очень уважал господ, — сходит в гостиницу — получит с барина на водку, сдвинет маленькую шляпу на самое ухо, возьмёт в повод свою тройку, закинет связанные узлом разноцветные вожжи на плечо и отправляется прямо на постоялый двор выпить стакан-другой водки да посидеть часа полтора за чаем. А подъедет дилижанс, и в огромной кухне почтовой гостиницы поднимется всякого рода стук и шипенье; тут и рыбак находил выгодный сбыт своему товару. Как, например, москвичу не попробовать рыбки при первой встрече с Волгой? Как не съесть ушку или соляночку из стерлядей?».

Однако теперь Городня, лишившись гарантированного заработка, пришла в упадок. «Больно нас чугунка приобидела», пожаловался Островскому один из местных крестьян. «В настоящее время в Городне занимаются рыболовством человек десять, — писал Островский. – Сбывают свой товар приезжим торговцам по различной цене, глядя по рыбе и по времени, но только весьма по дешевой». Количество улова, как сумел подсчитать опытный рыболов Островский, вряд ли превышает расходы на содержание лодок, снастей и прочих нужд. Он также описал два интересных способа ловли рыбы в Городне – «вятелями» и «поездом». «Поездом» — два параллельно движущихся челнока, на расстоянии примерно двух метров друг от друга, тянут по дну небольшую сеть, которая не имеет ни грузил, ни поплавков. «Вятели» — примитивные ловушки, сплетенные из ивовых прутьев, которые утром опускали на дно, а вечером цепляли их баграми и вытаскивали на берег. Иногда вместо ивовых ловушек использовали старые мешки. Островский обратил внимание и на то, что городенские крестьяне отправлялись на рыбалку в челноках – выдолбленных из одного ствола лодках, очень примитивных и неповоротливых.

Соответственно, и уловы у городенских рыбаков были небольшие. Налимы, щуки, окуни, головли, шерешперы (жерех), пескари, ерши, плотва. Самый массовый лов начинался в середине мая, когда в Волге начинался «ход» стерляди. Чтобы поймать «царскую рыбу», на рыбалку отправлялось практически все взрослое население Городни. И не зря. Как упоминает в своих очерках Островский, в 1849 году в Волге близ Городни была поймана огромной величины стерлядь «которую содержатель гостиницы купец Воронов купил, представил ко двору, за что получил высочайший подарок».

Правда, писатель не упомянул, за сколько именно купили у городенских рыбаков их фантастическую стерлядь.

В своих очерках Александр Островский сделал неутешительный вывод: железная дорога фактически разрушила сложившийся веками уклад «ямщицких волостей» — прежде всего Городни и Завидово. Ямщики лишились клиентуры, но возвращаться к крестьянскому труду не спешили («от сохи не будешь богат, а будешь горбат», говорили они драматургу), предпочитая зарабатывать деньги любыми другими способами – рыбной ловлей, разовыми заказами, перевозками… Одни впоследствии переехали в Кузнецово и устроились на фарфоровый завод, другие продали дома и подались в дальние края. Впрочем, об этом сам Островский уже вряд ли узнал.