Узник Мангазеи…

или как майора язык до Сибири довёл

8 июля 1766 года в небольшой усадьбе в сельце Кошелево (сегодня это территория Городенского сельского поселения) отставной секунд-майор Александр Коробов открыл рот и совершил государственное преступление… Впрочем, по порядку.

К тому времени майору Коробову исполнилось 56 лет. Он любил повторять, что был слугой «семи царств», успев послужить при Елизавете Петровне и Анне Иоановне, при Петре II и Петре III, проявил себя лихим воякой: брал Азов и Очаков, а за боевые успехи в русско-шведской баталии заслужил звание капитана за храбрость. В 1755 году переведен в Ладожский пехотный полк, а спустя четыре года отставлен по болезни. Приобрел небольшое поместье в сельце Кошелеве (тогда оно относилось к Переславль-Залесскому уезду), вел обычную жизнь военного пенсионера.
При этом, надо заметить, пил. А когда выпивал — становился невоздержанным на язык. Уже потом напишут, что майор, заложив за воротник, «произносил спроста поносительные и ругательные слова» — проще говоря, любил поругать власть. В общем-то, ничего необычного, когда отставной военный, пенсионер, пьет по вечерам горькую и критикует существующие порядки. На то они и порядки, чтобы их критиковать.
В тот злополучный день секунд-майор Коробов с утра ходил мрачнее тучи. Он уже несколько дней ждал приезда своего старинного друга и однополчанина Чулкова, тоже отставного военного, жившего в Москве. С Чулковым майор раньше любил крепко выпить, поговорить за жизнь, поругать порядки (как водится). Теперь же гость всё не ехал и не ехал, и майор уже который день ходил справляться к соседям, не приехал ли его любезный друг.

Майор, конечно, мог выпить и в одиночестве, как-никак имел право: военный пенсионер, слуга Отечества; но ему был нужен собеседник, дабы обсудить несколько важных вопросов. Чулков-то жил в Москве и мог внести ясность. А то слухи на четвертом году правления императрицы Екатерины ходили в провинции очень тревожные. Например, что императрица решила всерьез взяться за ревизию помещичьего хозяйства. Во-первых, всем отставным военным, которые получили земли, теперь предписывалось помогать всем новопоселенным отставникам — с каждых десяти дворов строить по двору. Во-вторых, запретили будто бы выдавать деньги на обзаведение хозяйством самим отставникам, а только «надежным выбранным людям». Но самыми тревожными были слухи о неких «решкриптах», по которым каждое поместье подлежало, как бы сейчас сказали, проверке финансово-хозяйственной деятельности. В случае, если оказывалось, что помещик не собрал урожай, не заплатил налог, не платил долгов, находится под следствием — поместье могли забрать в казну.  Для помещиков-малодворцев, каким был и отставной майор Коробов, такие нововведения были просто нож острый. Вот он и ждал с нетерпением приезда из Москвы Чулкова — пусть расскажет, что да как, да стоит ли волноваться, да какие настроения в престольной.
Утром 8 июля, снова отправившись проведать соседнее имение, Коробов опять Чулкова не застал. Крестьянская баба сказала, что Чулков не приехал, и неизвестно, приедет ли вообще. Мол, у них ходят слухи, что-де государыня императрица повелела владельцам «спорных имений», подлежащих передаче в казну, лишний раз Москву не покидать. Услышав это, Коробов прыгнул в возок и помчался домой. Мы не знаем, где он был последующие часы, но когда в час пополудни он вошел в дом, от него крепко припахивало свежим алкоголем, взгляд его был суров, а в груди клокотали чувства.

На беду, в доме его ожидал местный священник Кирилл Иванов, его духовник. Он приходил учить грамоте младшего сына Коробова Иринарха и как раз проводил занятие. Когда Коробов вошел в комнату, следом за ним вошла его супруга Матрена Андреевна. Вот это, видимо, и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения майора. Ткнув пальцем в супругу, майор громко назвал ее дурой. Однако тут же стало понятно, что он имеет в виду не законную свою жену, а…великую государыню императрицу Екатерину!
«Эта курва, — распалялся майор Коробов (тыча пальцем в жену, но имея в виду не жену), — просто дура полная. Армию содержать не может! Мы кровь проливали, а она, смотрите-ка, деньги на руки не выдает! А еще крестьян кормить заставляет! Ну не курва ли? Да она так по миру нас пустит! Вот у того пса, — все повернулись и посмотрели в окно на пробегавшую по двору собаку, — под хвостом больше государственной мудрости, чем у этой дуры! В Ростов она, видите ли, ходила, к святым местам прикладываться. Да знаем мы, зачем она туда ходила! Она там (неприличное слово) занималась…»
И вот тут священник Иванов и жена майора Матрена помертвели от ужаса. Потому что майор Коробов произнес вслух гнусные домыслы про паломничество государыни императрицы по святым местам! Года за три до этого, летом 1763 года, Екатерина совершила паломничество в Ростов к мощам св.Димитрия Ростовского. Она вышла пешком из Москвы, шла по дороге, одетая как простая богомолка, только в сильную непогоду соглашаясь сесть в карету. Сегодня от Москвы до Ростова можно доехать за пару часов, императрица же шла более двух недель, покрывая в день не более десяти верст. Дойдя до Ростова, она истово молилась в церкви, била поклоны. На подданных ее поступок произвел неизгладимое впечатление. Уже три года прошло, а все только и говорили, что об этом паломничестве. Один из современников Екатерины писал: ««Богомолье в Ростов еще более расположило москвичей в пользу Екатерины; совершенный ею религиозный подвиг возвышал императрицу в их глазах».

И тут…какой-то отставной майор… да что он себе такое позволяет! В общем, через несколько дней на отставного майора ушли сразу два доноса — от священника Кирилла Иванова, который не поленился изложить обстоятельства «оскорбления императрицы» и передал в местную канцелярию. А второй донос написала…сама жена майора. Матрена Коробова отдельно указала, что от слов мужа «пришла в великий страх», но не сразу решила написать донос. Она пересказала слова мужа дворовым девкам, потом попросила старосту деревни Кирилла Григорьева объявить крестьянам о «поносительных словах». А уже крестьяне посоветовали ей «бумагу отправить». В итоге на стол начальника местной канцелярии легли сразу два донесения относительно «хулительных слов в адрес императрицы». Особенно пикантными, конечно, были подробности о причинах паломничества Екатерины в Ростов. Эту эскападу майора пересказывали все — кто с ужасом, кто с удовольствием. Понятно было одно: майору теперь несдобровать.
Следствие наладили сразу. В Кошелево приехали дознаватели из Тайной экспедиции, сразу трое. Дознание было проведено быстро и эффективно. Сам Коробов, который не ожидал таких последствий, перепугался до смерти и ссылался на то, что был пьян, а от «от частого ево пьянства приходит ему беспамятство». Но и Кирилл Иванов, и Матрена Коробова, и опрошенные дворовые девки показали — да, был пьян, но не пьянее обычного. В обвинительный акт вошло даже то, что собака, с которой майор неосторожно сравнил государыню императрицу, носила кличку… Злодей! Но больше всего, конечно, терзали несчастного майора за его слова о паломничестве Екатерины в Ростов. Все бы ему простили, но такого циничного толкования ее похождений — ни за что. И сама Екатерина, к которой Коробов уже после приговора обратился с прошением о помиловании, оставила его без ответа. Все же она была женщиной, и гнусности секунд-майора ее по-человечески обидели.
Cуд был скор и беспощаден. Судьи признали Коробова «злобою наполненным и объятым развращенною и пьянственною жизнию человеком» и как «оскорбителя Величества» приговорили лишить всех чинов и послать на вечное проживание аж в Мангазейский острог — по тем временам одно из самых малонаселенных мест Сибири, неподалёку от Туруханска, где через сто с лишним лет после нашего майора отбывап ссылку революционер по кличке Коба, ставший «отцом народов» Иосифом Сталиным.

Отдельно в отношении майора было решено «не производить ему никаких кормовых денег», то есть Коробова лишили и военной пенсии, и любых казенных выплат. Как сложилась его судьба дальше — неизвестно, о нем не удалось найти никаких упоминаний. Имение его жене пришлось продать — в «ревизских сказках» более позднего времени ни о каких помещиках Коробовых уже не упоминается. История о том, как отставной майор за свой длинный язык отправился в сибирский острог, стала поучительной для российских дворян. Хотя таких историй в правление Екатерины, следует заметить, было немало.
Возможно, пусть и против своей воли, но майор Коробов стал первым жителем будущего Корчевского уезда, связавшим Тверскую землю с далёким Таймыром. В наши дни, слава Богу, движение происходит преимущественно в обратную сторону, и уже северяне селятся в нашем Конаковском уезде. Но это уже совсем другая история.