От пожара до потопа

или что связывает Конаковский район с Наполеоном и Герценом

Местным рыбакам и заезжим любителям отдыха на природе хорошо известен остров с непонятным названием Уходово, расположенный примерно в 12 километрах от Конаково вниз по течению Волги и отрезанный от берега извилистыми болотистыми протоками.

Туристы добираются сюда кто как может: на резиновых лодках, на скутерах и моторках, кто-то даже на зафрахтованном теплоходе. Безлошадным туристам предлагают свою помощь сразу две частные компании, предлагающие романтическую ночёвку на острове по цене 1000 рублей на человека.
Впрочем, в разгар сезона о «дикой природе» здесь можно забыть: палатки и шалаши туристов располагаются тут вдоль берега столь близко друг от друга, что уединиться можно лишь в покрывающем остров лесу, в компании с комарами и мухоморами.

И мало кто из любителей природы догадываются о том, что расположенная на острове база «Спарта» с палаточным лагерем стоит на месте бывшей церкви и погоста, что ныне заросшие лесом поля связаны с именами Шереметева, Долгорукого и Демидова, а в некогда расположенной здесь усадьбе спасался от московского пожара 1812 года единственный в России дворянин, удостоившийся разговора с самим Наполеоном в пылающем Кремле.

* * *

В первой половине XIX века жители небольшой деревеньки Уходово, расположенной в пяти километрах вниз по течению от Корчевы, и представить себе не могли, что однажды половина их деревни окажется под водой, а её окрестности станут островом. Не мог себе такого вообразить и крупнейший помещик в этой округе – член военной коллегии генерал-майор Петр Алексеевич Яковлев (1760—1813), получивший усадьбу в наследство от своей матери, княгини Натальи Мещерской. Места эти были живописны, но малонаселённы: еще в начале XVII века, в период «смутного времени», Тверская губерния подверглась нашествию и разграблению польско-литовскими войсками, двигавшимися к Москве. Не стали исключением и окрестности Корчевы, где в результате нашествия оказались безлюдными целые уезды.

Лишь в середине того же XVII века пустующие земли в районе нынешнего Уходово обретают нового хозяина – Ивана Петровича Шереметева. Тогда же на карте появляется деревенька с красноречивым названием Новоселье — нужно же было дать какое-то имя своему поместью. Новоселье расположилось на углу речки Малой Каменки и ручья Зыбанского – аккурат под водами нынешнего залива, омывающего остров Уходово со стороны города Конаково. Залив этот по-прежнему имеет форму развилки, в которой легко угадываются очертания изображенных на древних картах ручья и речки.

Почти 80 лет понадобилось для того, чтобы Новоселье обзавелось первыми двадцатью крестьянскими дворами. В XVIII веке деревня перешла к князю Долгорукому, но ненадолго, а от него – к видному учёному, меценату, основателю Ярославского училища Высших наук Павлу Григорьевичу Демидову. Он приходился правнуком Никите Демидовичу Антуфьеву, более известному под именем Никита Демидов, сподвижнику Петра I и основателю знаменитой династии русских промышленников. Через 6 лет после покупки, в 1774 году, Павел Демидов сооружает в Новоселье деревянную церковь Рождества Христова, и деревня обретает статус села. В том же году владелицей усадьбы становится уже упомянутая нами княгиня Мещерская, супруга президента Юстиц-коллегии Александра Алексеевича Яковлева.

После её смерти усадьба досталась старшему сыну А.А.Яковлева – Петру Алексеевичу. Тот немедленно приступил к облагораживанию семейного поместья: в 1788 году в Новоселье началось строительство новой каменной церкви с престолом во имя апостолов Петра и Павла. Ее строительство было завершено в 1803 году. К тому времени село насчитывало 121 двор и 995 жителей. Неподалёку от села Петр Яковлев создал настоящий архитектурный ансамбль по классическим канонам своего времени: парк с главным усадебным домом, павильонами и прудами, украшенными скульптурами аллеями. Работами руководил французский архитектор Прево. О том, как выглядела эта усадьба, в своих воспоминаниях рассказала писательница Татьяна Петровна Кучина (в замужестве Пассек), внучка по матери Петра Алексеевича Яковлева, описавшая корчевскую усадьбу своего детства в книге «Из дальних лет»:

«По обоим концам длинной залы, в четыре окна, с стеклянной дверью посредине, выходившей на террасу во двор, расположены были гостиные с итальянскими окнами, обращенными на цветники, полные розанов и множества других душистых цветов. По одну сторону гостиных шли диванные, по другую — спальные комнаты для прислуги. С противоположной стороны залы находилась другая широкая, крытая терраса с колоннами, обращенная к саду; перед ней был овальный пруд, окруженный Подстриженной акацией, в акации, местами белели на тумбах гипсовые статуи. В мезонине библиотека и комнаты гувернеров и компаньонок.
К двум флигелям, стоявшим по концам полукруглого двора, обнесенного высокой решеткой, с решетчатыми воротами, вели от дома крутые галереи, обсаженные по решеткам акацией. От ворот до моста с фонарями, перекинутого через речку, впадающую в Волгу, шла, в четыре ряда, широкая березовая аллея, а от моста до села и так вплоть до Корчевы, на расстоянии двух или трех верст.
<…> По обеим сторонам пруда расчищены были рощи из сосен и берез. Среди одной из этих рощ выстроен был английский домик в четыре комнаты. В первой вас встречал стоящий на пьедестале белый мраморный амур, с прижатым к губам пальчиком. Из него отворялась дверь в довольно обширную комнату, стены и пол которой, так же как и широкие турецкие диваны, обтянуты были зеленым сукном. Тут стояло небольшое фортепьяно, библиотека избранных книг, а на внутренней стене, над диваном, висела в золотой раме копия лежащей Тициановой Венеры в человеческий рост. Картина эта всегда была задернута зеленым флером. В следующих комнатах стоял биллиард, и была чайная. В парке встречались то беседка, то пустынька, оклеенная мхом, с каменной или дерновой скамейкой, то грот, храм, ручеек, канавка с перекинутым через нее мостиком. По разным местам парка расставлены были скамейки, окрашенные в зеленую краску. Парк прилегал к бору, от которого отделяла его широкая, всегда полная воды, канава, осыпанная по окраинам, группами крупнейших незабудок, кукушкиных слезок и ландышей. В стороне парка, противоположной бору, находились оранжереи: одни с цветами, другие с персиками и абрикосами, грунтовые сараи с шампанскими вишнями, грушами, яблоками с бергамотами, в парниках дозревали дыни и арбузы, в теплицах ананасы».
Впрочем, все эти архитектурные изыски наверняка так и остались бы неизвестными широкой публике, если бы не младший брат Петра Алексеевича – Иван Алексеевич Яковлев, чей внебрачный сын своим именем прославил Новоселье на всю Россию.
А дело было так. В октябре 1812 года в Корчевской уезд прибыл младший брат хозяина Новосельской усадьбы – отставной гвардии капитан Измайловского полка Иван Александрович Яковлев с челядью, женой, няньками и новорожденным ребенком на руках. До этого целый месяц ему пришлось провести в Аракчеевской тюрьме по обвинению в измене, и лишь заступничество императора Александра позволило ему выйти сухим из воды. «Измена», однако же, была весьма условной и после войны сделала Ивана Алексеевича предметом зависти всего уездного «света». Дело в том, что 2 сентября 1812 года, при вхождении наполеоновской армии в Москву, Иван Алексеевич был захвачен наполеоновскими солдатами в плен вместе со своими домочадцами и многочисленными крестьянами, пришедшими спасаться к своему барину в первопрестольную. Наполеон тем временем, сидя в пылающем Кремле, обдумывал послать письмо императору Александру с предложениями мира – французский император уже чувствовал, что взятие и сожжение Москвы в преддверии наступающей зимы не сулит ему победы.

Тем временем И.А.Яковлев с челядью был послан французами на работы по тушению дома московского генерал-губернатора. Во время работ он встретил своего старого знакомого – французского маршала Мортье, с которым познакомился еще в Париже. В Москве француз исполнял обязанности генерал-губернатора. Яковлев рассказал Мортье о своих бедах и попросил дать ему возможность покинуть город. Мортье предложил встретиться с Наполеоном. Бонапарт на встрече первым делом заявил, что сожжение Москвы есть дело рук русских, заявил о своей готовности прекратить кровопролитие и предложил Яковлеву передать соответствующее письмо Александру. На следующий день Иван Алексеевич Яковлев в сопровождении почти 500 человек челяди (к нему присоединились и другие желавшие покинуть Москву люди) вышел из города и по Петербургской дороге пешком дошёл до села Черная Грязь, где стояли передовые полки русской армии. В Петербурге Яковлева и задержали на месяц – прямо в доме Аракчеева.

После освобождения Иван Алексеевич ненадолго поселился в корчевской усадьбе своего брата. Его маленькому сыну не было еще и года. Ребенок был незаконнорожденным, поэтому свою фамилию Яковлев давать ему не стал, а назвал его в честь своей сердечной привязанности – Герцен (от немецкого Hertz – сердце). В Новоселье маленького Герцена впервые увидела маленькая Таня Кучина (Пассек), ставшая самой близкой подругой будущего русского революционера, философа и мыслителя. Ближайшим другом Герцена, как известно, станет Николай Огарёв, с которым он познакомится в Москве после того, как гувернер маленького Коли — немец Карл Иваныч Зонненберг — едва не утонул на Казачьем броду в Москве-реке (на месте нынешнего Метромоста в Лужниках).  Однако его спас некий казак, которого за этот подвиг облагодетельствовал Иван Алексеевич Яковлев, имевший привычку прогуливаться в этих местах со своим 12-летним сыном Герценом, которого он на людях именовал своим «воспитанником».

Но это будет потом, а пока маленький Герцен примерно год живет в усадьбе своего дяди Петра Алексеевича и в будущем посещает её еще несколько раз, навсегда сохранив об этом месте свои самые тёплые воспоминания.
В 1813 году Петр Алексеевич умирает, усадьба становится предметом судебных споров и постепенно разоряется. Из неё постепенно исчезают произведения искусства, мебель, скульптуры. В 1847 году поместье размежевывается на две части, в результате чего появляется село Малое Новоселье (см.старую карту Корчевского уезда), сохранившее своё название и по сей день. Во второй половине XIX века усадьба становится олицетворением чеховского «Вишневого сада»: старый усадебный дом был сломан, а парк отдан под вырубку клинскому купцу Воронкову, плевать хотевшему на память о маленьком Герцене и прелести садовой архитектуры.
Однако Герцен даже в эмиграции, где он находился с 1847 года, не оставлял своим вниманием Тверскую губернию. Да и как могло быть иначе, если именно в Твери в 60-е годы жили известнейшие и самые передовые люди того времени: вице-губернатор и писатель М.Е.Салтыков-Щедрин, декабристы Ф.Н. Глинка и М.И. Муравьев-Апостол, писатель Ф.М. Достоевский, губернский предводитель дворянства А.М. Унковский, в 1860 году сосланный царём в ссылку. Издаваемая Герценом в эмиграции газета «Колокол» регулярно освещает события Тверской жизни – в частности, восстание крестьян помещика Зиновьева, случившееся в селе Никольское Бежецкого уезда и жестоко подавленное властями. Вместе с тем же Н.Огарёвым Александр Герцен вынашивал планы создания в Твери крупного революционного центра, чьё влияние распространялось бы на Ярославскую, Тверскую и Костромскую губернии.
Остаётся лишь добавить, что в 1931 году в Новоселье был создан колхоз «Волга». Однако просуществовал он недолго. В 1936 году жителей новоселья расселили в село Федоровское и другие близлежащие селения, а Новоселье и Уходово оказались на дне Московского моря.