«Поэтические каникулы» в деревне Низовка

Известно, что люди творческие вообще-то друг друга недолюбливают. А уж поэты и подавно. Русские и немцы тоже, в общем, не пылают друг к другу симпатией. Поэтому дружба двух поэтов, русского и немца, дружба искренняя, на всю жизнь – это поистине уникальный случай в мировой литературе. И произошло это как раз в нашем районе в самом начале прошлого века.

Немецкий поэт Райнер Мария Рильке был, по отзывам современников, истинным любимцем муз. Если бы в то время вы спросили любого любителя поэзии, кто из современных поэтов является воплощением божественного дара, кто выглядит как поэт, живет как поэт и говорит как поэт, скорее всего вам ответили бы – «Рильке».Такого же мнения придерживались и его коллеги по перу – например, Поль Валери называл Рильке «нежнейшим и одухотвореннейшим человеком этого мира, человеком, который более всех был навещаем всевозможными чудесами и духовными тайнами». Марина Цветаева считала Рильке настоящим ангелом, спустившимся с небес. И даже литературные критики, люди по природе своей не склонные к сентиментальности, полагали Рильке своего рода человеком-духом, живущим одновременно в земном и небесном измерении.

Конец 19 века – время, когда романтическая поэзия ненадолго снова стала властительницей умов. А из всех поэтов саму суть романтизма, возвышенной оторванности от земной суеты, с которой многие связывают представления о поэтическом творчестве, представлял именно Райнер Рильке. Хрупкий, бледный, изящный, словно не идущий по земле, а парящий над ней, – Рильке даже сегодня считается одним из лучших европейских поэтов того времени. Его стихи занимают подобающее место в школьных учебниках как образцы лирической поэзии.

Рильке родился 4 декабря 1875 года в Праге. Он рано начал писать стихи и прозу и печататься. Учился в Пражском университете — сперва на философском, затем на юридическом факультете. В 1897 году переехал в Берлин, чтобы продолжить учебу в университете. К тому времени он был уже известным поэтом – каждый год выходили сборники его стихов, завоевывающие сердца читателей. По нынешним меркам поэтические вечера Рильке можно сравнить с концертами поп-звезды: чувствительные любительницы изящной словесности падали в обморок, увидев своего кумира. А в парке рядом с гостиницей, в которой жил Рильке, всегда щебетала группка его фанаток с портретами, стихотворными сборниками и белоснежными платками – почему-то считалось хорошим тоном бросать батистовые платочки под ноги поэту, когда он выходил на улицу.

Есть множество исследований о том, как Рильке пришел к русской литературе и русской поэзии. В общем-то, в Германии того времени книги русских писателей были в большой моде. В конце XIX века в среде немецких интеллектуалов благодаря романам Толстого и Достоевского стали очень популярны рассуждения о «загадочной русской душе». Даже великий философ Фридрих Ницше участвовал в этих разговорах. Возможно, эти годы были самыми счастливыми в отношении России и Германии, которые всего через несколько лет станут смертельными врагами на фронтах первой мировой войны. Но пока…пока в России немецкие интеллектуалы видели страну, не обезображенную западной цивилизацией, сохранившую религию и духовность, инстинктивно знающую, как жить, внутренне здоровую, в противоположность нервному и вырождающемуся Западу. Утопия загадочной бескрайней России и ее сокровенной безбрежной духовности имела хождение среди интеллектуалов, и именно эту утопию искал и нашел Рильке в своих путешествиях по России.

Движущей силой этих путешествий была замечательная женщина, Луиза (Лу) Андреас-Саломе. Лу Саломе (Андреас — фамилия мужа) родилась в Петербурге. Ее родители, родом из немецких и датских служилых дворян, выросли в России. В семье говорили по-немецки, но считали себя русскими. Взрослую жизнь Лу Андреас-Саломе провела в Европе. В Германии она была довольно известна как автор популярных книг о Достоевском, Ницше и пресловутой «русской душе». Возможно, главным талантом Лу Саломе был талант творческой дружбы с самыми талантливыми и знаменитыми людьми ее времени. Она дружила с Фридрихом Ницше и оказала сильное влияние на него в период создания его самой известной книги, «Так говорил Заратустра». Зигмунд Фрейд в течение многих лет переписывался с Лу, которая была одной из его приближенных учениц.

С Рильке она познакомилась в 1897 году, когда его еще звали Рене, и утверждают, что это именно Лу убедила его изменить французское Рене на более мужественное Райнер. Вместе они занимались углубленными русскими штудиями и планировали поездки в обетованную землю «русской души». Также, как в Германии, Швейцарии и Австрии, и в России у Андреас-Саломе были связи в избранных кругах мира литературы и искусства. Она была вхожа в редакцию «Северного вестника», где гнездились символисты. Она общалась с представителями «Мира искусств». Именно она познакомила Рильке с Мариной Цветаевой, в переписке с которой поэт состоял до последних дней жизни. Именно Саломе предложила Рильке совершить паломничество к самому великому русскому писателю – Льву Толстому. В апреле 1899 года Рильке и Саломе отправились в Москву.

Считается, что та встреча произвела неприятное впечатление и на Рильке, и на Толстого. Рильке еще плохо понимал по-русски, Толстой же вообще не очень жаловал поэтов, к тому же у него вызвала явное неодобрение цель «поэтической экспедиции» Рильке и Саломе – совершить паломничество по московским храмам. Толстой не ждал гостей, не ответил на телеграмму о прибытии Рильке и Саломе, и сложилось так, что они к нему пришли без приглашения. И вдобавок очень некстати. Как раз в момент, когда Рильке вошел в дом Толстого, он стал свидетелем неприятной сцены, как жена графа громко распекала его за что-то, а властитель дум и великий мировой философ стоял, потупившись, как нашаливший ученик.

Визит получился скомканным, и Рильке с Саломе приехали на следующий день. В этот раз им не сразу удалось встретиться: Толстой неважно себя чувствовал, попросил прийти через два часа, и все это время европейских поэтов «выгуливал» в ближайшем парке один из его сыновей. Потом к прогулке присоединился и сам Толстой. «Вместо общего обеда, которого мы боялись или на который в лучшем случае надеялись, он дал нам возможность побыть наедине с ним в тех местах, где он вынашивал трудные мысли своей жизни…, — вспоминал позже Рильке. —  Мы медленно идем по заросшей дороге. Как и в прошлый раз, тепло и разгон беседе сообщает граф. Он говорит по-русски, и, если ветер не заслоняет его слов от меня, я понимаю каждый слог. Левую руку он сунул за пояс, правая легко, не опираясь, лежит на ручке трости. Время от времени он наклоняется, чтобы сорвать цветок, и держит руку так, как будто хочет выпить из своей ладони весь аромат, собравшийся вокруг цветка или травы.»

Рильке и Саломе на этот раз запланировали обстоятельное путешествие: из Москвы они отправились в Киев, затем в Тулу, после планировали совершить путешествие по Волге до Ярославля и Костромы и завершить вояж в Петербурге. Однако в программу пребывания пришлось внести незапланированные изменения: на квартире одного из своих московских знакомых, художника Леонида Пастернака (отца знаменитого впоследствии поэта, Нобелевского лауреата) немецкие поэты познакомились со Спиридоном Дрожжиным, которого им отрекомендовали «крестьянским поэтом», и приняли приглашение Дрожжина приехать в его деревню Низовка в Корчевском уезде Тверской губернии. В начале лета Рильке и Саломе приехали в Низовку и прожили у Дрожжина несколько дней (по одним данным – три, по другим – неделю). Сколько бы ни было, эта встреча стала началом долгой и искренней дружбы. Рильке и Дрожжин оставались друзьями до смерти. Они жили в крестьянской избе, ели простую еду, по утрам Рильке специально вставал пораньше, чтобы побегать босиком по росистой траве (чем немало удивлял Дрожжина). Они даже уговорили Дрожжина показать им процесс вспашки – и Дрожжин, хотя давно отвык пахать, нашел плуг, запряг лошадь и устроил немецкому гостю своеобразный «мастер-класс». Он называл Рильке «Райнером Осиповичем», ходил с ним собирать грибы, а по вечерам они пили чай и говорили о поэзии. Кроме того, Дрожжин много говорил о своих народнических исканиях. Несмотря на то, что его популярность и общественный авторитет никак нельзя было сравнивать с Толстым, Дрожжина можно назвать «поэтическим наместником» графа Толстого – многие свои идеи он почерпнул именно из его произведений.

Рильке часами беседовал с Дрожжиным о Боге, они бродили вместе по болотам, по берегам Волги. В своём дневнике Рильке записал: «На Волге, на этом спокойно катящемся море быть дни и ночи, много дней и ночей. Широкий-широкий поток, высокий-высокий лес на одном берегу, и низкая луговая равнина на другом, и большие города там не выше хижин или шалашей. Заново переосмысливаются все измерения. Постигаешь, что земля необъятна, вода — нечто необъятное, и необъятно, прежде всего, небо. Что я видел раньше, было только изображением земли и реки и мира. Но здесь это всё само по себе. Я словно воочию видел сотворение мира; смысл всего — в немногих словах, мера вещей — в руках Создателя».

Но главное — Рильке был в полном восторге. «Поэтические каникулы» в Низовке стали одним из сильнейших его впечатлений от посещения России. Именно после знакомства с Дрожжиным Рильке написал в дневнике, что жизнь в русской деревне «сделало меня тем, что я есть, я внутренне оттуда произошел, там родина моих инстинктов, сокровенный источник моего бытия.» Саломе написала впоследствии, что после знакомства с Дрожжиным «мы полюбили все русское больше всего немецкого», и были глубоко взволнованы и знакомством с крестьянским поэтом, и его разговорами о «русской душе». Узнав, как один из самых утонченных европейских поэтов при посещении русского поэта бегал босиком по росе или ходил за плугом, немецкие критики подняли Рильке на смех. Им казалось, что все это несерьезно, временный «заскок» впечатлительного немецкого стихотворца. Однако это было не так. Знакомство с русской культурой, с той самой «загадочной русской душой» глубоко впечатлило европейского поэта. Приехав из Низовки в Петербург, Рильке впервые пытается писать по-русски, и это было именно письмо к Дрожжину.

Результатом двух русских путешествий Рильке стал его знаменитый сборник «Часослов», написанный в форме дневника православного монаха. Многие стихи «Часослова» похожи на молитвы, а лирический герой напрямую говорит с Богом. Согласно Рильке, Бог, непрестанно создавая мир, обнаруживает себя в различных явлениях природы и может обернуться любой вещью. Художник же, говорит поэт, навечно запечатлевая вещи и природу в произведении искусства, возвращает их Богу, оказываясь равным ему сотворцом. «Ты — колесо, вращающееся вкруг меня/ Ты — старец с закопченными власами / Невидимый, который до сих пор / Стоит у наковальни и в ладонях / Натруженных кузнечный молот держит».

Европейский поэт очаровался и Россией, и её литературой, и великими писателями, и Спиридоном Дрожжиным. Считается, что Рильке воспринял Россию весьма идеализированно. Уклад жизни русских людей он расценил как возможность существования народа в союзе с Богом и природой. Ему показалось, что в России сохранилась утраченная на Западе «неотчуждённая сущность человека». Впоследствии Рильке перевел на русский не только стихи Дрожжина, но и «Слово о полку Игореве» и чеховскую «Чайку». Погружение в русский язык было настолько глубоким, что у Рильке даже родилось несколько стихов на русском – несовершенных, но от этого еще более трогательных: «Я так один. Никто не понимает / молчание: голос моих длинных дней / и ветра нет, который открывает / большие небеса моих очей…».

До конца дней Рильке оставался преданным поклонником русской культуры, русской поэзии, и, конечно, творчества самого Дрожжина. Рильке поразило, что Дрожжин специально уехал из города, чтобы жить в деревне, обрабатывать землю и писать стихи. Конечно, это довольно идеалистическое представление – Дрожжин уехал из города потому, что не мог найти нормальной работы, а в деревне прокормить семью было легче – но европейцу Рильке виделись здесь какие-то невероятно глубокие экзистенциальные причины, духовные поиски. Он и сам мечтал когда-нибудь уехать в деревню и жить тихой сельской жизнью. Он даже собирался переселиться в Россию, но началась первая мировая,и Рильке уехал сначала во Францию, а после в Швейцарию. Он умер в конце декабря 1926 года, завещав похоронить себя на сельском кладбище. Спустя ровно четыре года, и тоже в конце декабря, не стало Дрожжина. Еще спустя семь лет, всеми забытая, в Германии скончалась Лу Саломе. Ее тело еще не успели вынести из дома, а в дверь уже стучали нацисты: Саломе не знала, что вышло постановление об уничтожении ее огромной личной библиотеки, в которой были книги авторов, запрещенных в гитлеровской Германии…

Говорят, последними словами, написанными рукой Рильке, была строчка незаконченного стихотворения – «Прощай, дорогая моя». И она была написана по-русски.