Тайна Колонного зала

Кто бы мог подумать, что знаменитый московский Колонный зал Дома союзов, в котором на протяжении многих десятилетий проводятся партийные съезды, симфонические концерты и новогодние ёлки, напрямую связан с нашим Конаковским районом! Да-да: путевой дворец в Городне и Колонный зал бывшего Благородного собрания в Москве проектировал один и тот же человек, чьё имя совершенно незаслуженно остается практически неизвестным даже для многих любителей истории и архитектуры. «Конаковский уезд» решил исправить эту несправедливость. 

Вообще-то Твери, как и большинству древних российских городов, к пожарам не привыкать. В разные века их поджигали кого завистливые соседи-князья, кого монголо-татарские орды, а кого польско-литовские интервенты. Однако тверской пожар, случившийся 12 мая 1763 года по старому стилю, даже местные историки города уважительно прозвали «большим». Именно он до неузнаваемости изменил лицо города.  

Это был понедельник. В этот день Тверь отмечала церковный праздник – день Сошествия Святого Духа. С утра крестный ход отправился к самому старому храму города – церкви Белой Троицы. И в это время начался пожар. Огонь выкинуло из трубы архиерейского дома, который стоял рядом со Спасо-Преображенским собором на месте современного Путевого дворца. Сам дом был каменный, а крыша у него деревянной, она и загорелась. На горе жителям Твери в этот день был сильный северо-западный ветер. Неудивительно, что пожар стремительно распространился по кремлю, а затем перешёл на дома Загородного посада.
В итоге сгорело более 850 обывательских домов, Архиерейский дом, провинциальная канцелярия, соляные амбары с казенной солью, магистрат, Гостиный двор, многие церкви. Из провинциальной канцелярии даже не успели полностью спасти городскую казну. Одной соли в казенных амбарах сгорело ни много ни мало – 273 943 пуда. Многие жители Твери остались без крова. Город нужно было отстраивать практически заново.
К счастью, выяснилось, что голова об этом болит не только у тверских правителей. Поскольку пожар случился в первый год царствования императрицы Екатерины, это было воспринято как дурное предзнаменование нового царствования. Помощь Твери, сгоревшей в пожаре, стала одним из первых государственных дел, с которыми ей пришлось столкнуться. Екатерина распорядилась отрядить в Тверь из Петербурга команду архитекторов во главе с выдающимся зодчим Петром Никитиным.

Осенью 1763 года Никитин приехал в Тверь и активно принялся за работу. Поскольку он знал, что в Тверь рано или поздно приедет императрица – посмотреть на то, что сделано, предусмотрительный Никитин разработал проекты для путевых дворцов, в которых по дороге могла бы останавливаться императрица и свита. Всего было решено построить пять путевых дворцов между Петербургом и Москвой. И требовался грамотный и добросовестный архитектор, который проследил бы за ходом строительства, качеством строительных материалов и отделки.

Так в команде Никитина оказался молодой талантливый архитектор Матвей Казаков, который к тому времени уже зарекомендовал себя с лучшей стороны. Именно в Твери дарования Казакова, ученика Московской архитектурной школы Д.В.Ухтомского, раскрылись в полной мере. Помимо постройки Путевого дворца в Твери Казаков разработал проекты Фонтанной площади, apхиерейского дома, провиантских складов. Он принял участие в планировке и застройке Твери. В проектах нашли свое выражение принципы русского градостроительства XVIII столетия. Они видны были в трехлучевой системе планировки и в регламентации; ширины улиц и высоты домов. Тверское строительство явилось для М.Ф. Казакова великолепной школой практического характера, сделало его имя известным.
Одним из последних был построен Путевой дворец в ямщицком селе Городня-на-Волге (так тогда оно называлось). Поскольку предполагалось, что в любом случае императорский кортеж за день доедет из Москвы до Твери, Путевой дворец в Городне решили сделать намеренно простеньким – на всякий случай. На фоне роскошных интерьеров Путевого дворц в Твери «царевы светлицы» в Городне были выполнены в аскетичном оформлении. Самым примечательным элементом оформления была широкая парадная каменная лестница с богатой деревянной балюстрадой. Помещение отапливалось с помощью печей и каминов. Дымоходы находились в толщине кирпичных стен, что создавало во всех помещениях дворца, в том числе и в коридорах, одинаковую температуру. В подвальном помещении дворца были устроены погреба для хранения продуктов питания.
Рядом с главным зданием были построены два одноэтажных флигеля, в которых размещались кухня и жилые комнаты для смотрителя дворца и прислуги. В южном флигеле находилась небольшая церковь – до наших дней это здание не дожило. Во дворе дворцовой усадьбы выстроены конюшня, каретный сарай и большой навес на каменных столбах. Архитектурный комплекс Путевого дворца был обнесен высокой каменной стеной и густо обсажен деревьями. Проезд во двор усадьбы осуществлялся через деревянные массивные ворота, обращенные к шоссейной дороге и Волге. К настоящему времени от архитектурного комплекса сохранились лишь здания Путевого дворца и флигелей, требующие неотлагательного ремонта. Сейчас в них располагается дом престарелых.

Однако участие Матвея Казакова в восстановлении Твери было отмечено императрицей. И сразу после того, как просохла краска на стенах Путевого дворца в Городне (это был последний «пусковой объект», порученный Казакову), молодого архитектора вызвали в Петербург, где он был представлен императрице, а сразу после этого отправился в Москву, где нового любимца двора ждали самые роскошные заказы. Первым из них стало строительство московского здания Сената – впоследствии в нем размещался советский Совет министров, а ныне это Сенатский дворец в Кремле, официальная резиденция Президента России. Однако главным шедевром Матвея Казакова должна была стать реконструкция дома князя Долгорукова-Крымского на Охотном ряду, где решено было построить здание для Благородного Собрания – главной «площадки» для московской светской жизни.
Сам Казаков, уроженец Москвы, и мечтать не мог о таком заказе. Сам дом был построен еще в середине XVIII века и считался одним из красивейших зданий Москвы. Однако его владелец, старый князь Долгоруков, наотрез отказывался продавать дом и даже разговаривать о какой-либо возможности его перестройки. Поэтому архитектор Казаков ждал десять (!) лет, когда князь Долгоруков-Крымский умрет, и только после его смерти состоялась долгожданная сделка. Московское дворянское собрание приобрело усадьбу у наследников князя, оформив покупку на имя князя Голицына. И тут же пригласило Казакова заняться перестройкой. Сам Казаков решил, что это здание станет красивейшим в Москве, и еще понимал, что имя его будет отныне связано именно с этим архитектурным шедевром, а не с теми зданиями, что он построил в Твери (и уж точно не с Путевым дворцом в Городне).

Казаков провел огромную работу. Старый тяжеловесный фронтон с небольшой аркой он заменил легким и изящным антаблементом, сблизил колонны и поднял их с прежней опоры — низкого цоколя — на уровень второго этажа, водрузив над зданием невысокий купол. Аналогично был решен и фасад здания по Большой Дмитровке. Однако настоящей жемчужиной, подлинным шедевром архитектурного искусства стал Большой зал здания. Уже первым посетителям он представлялся весьма необычным: столь легкими выглядели украшающие его белоснежные и, казалось, бессчётные колонны. Необыкновенное чувство гармонии позволило Казакову так поставить 28 коринфских колонн (9,8 метра в высоту при нижнем диаметре — 0,93 метра), что совсем не ощущается их массивность и монументальность. Колонны стали главным украшением зала, придали ему великолепие и парадность. Именно поэтому зал прозвали Колонным, и так он называется по сей день.
Первоначально Большой зал блистал своими балами, привлекавшими А. С. Пушкина, Е. А. Баратынского и М. Ю. Лермонтова, владельца Архангельского Н. Б. Юсупова, многих влиятельных особ Европы. Но затем, благодаря своей великолепной акустике, он стал славиться и как лучший концертный зал города. Его стены внимали чарующим звукам авторских выступлений Н. Г. Рубинштейна, П. И. Чайковского, К. Сен-Санса, Р. Штрауса, А. Н. Скрябина, С. В. Рахманинова, С. М. Ляпунова. Здесь звучали проникновенная игра К. Н. Игумнова, А. Б. Гольденвейзера, неповторимое пение Ф. И. Шаляпина, Л. В. Собинова, А. В. Неждановой.
В старой России Колонный зал стал настоящим центром светской жизни не только Москвы, но и, наверно, всей России. Вот что писал московский историк Вигель: «Не одно московское дворянство, но и дворяне всех почти великороссийских губерний стекались сюда каждую зиму, чтобы повеселить в нем жен и дочерей. Помещики соседственных губерний почитали обязанностию каждый год, в декабре, со всем семейством отправляться из деревни, на собственных лошадях, и приезжать в Москву около Рождества, а на первой неделе поста возвращаться опять в деревню. Им предшествовали обыкновенно на крестьянских лошадях длинные обозы с замороженными поросятами, гусями и курами, с крупою, мукою и маслом, со всеми жизненными припасами».
После революции 1917 года здание Благородного собрания было передано Московскому совету профессиональных союзов (ныне Московская Федерация профсоюзов), отсюда и его новое название — Дом союзов. Его и сегодня считают одним из красивейших московских зданий классической архитектуры. Именно здесь москвичи провожали в последний путь Ленина и Сталина, именно в этом зале проводились самые главные форумы страны – партийные и профсоюзные съезды, конгрессы Коминтерна. Одно время Колонный зал использовали как место проведения мирового чемпионата по шахматам. Здесь выступали с докладами и речами высшие деятели Советского государства. А с момента разрешения новогодних празднований с 1935 года именно здесь проводится традиционная новогодняя елка, которую принято называть «главной елкой страны».

Однако с Колонным залом связана одна страшная тайна, которая, как полагают некоторые историки, и привела к тому, что Казаков заболел «нервной болезнью», перестал строить и вообще постепенно отошел от дел. В 1812 году, когда армия Наполеона подходила к Москве, уже старого Казакова отправили в его имение под Рязанью. Там до него дошла весть, что во время пожара Москвы Колонный зал сильно пострадал и даже обрушился (на самом деле выгорели деревянные панели и фрески на стенах, но сам Колонный зал быстро восстановили). Услышав об этом, старый архитектор поднялся с кровати, взмахнул рукой – и упал мертвым.

Все тогда сочли, что Матвей Казаков просто не вынес новости о страшном ущербе своего главного детища. Однако сегодня стало известно, что скорее всего Казаков услышав об обрушении Колонного зала, решил, что его настигла страшная «турецкая месть», знание о которой он носил в душе всю свою жизнь. Сама история о «турецкой мести» стала известна сравнительно недавно, и многие считают ее легендой.
Как известно, в 1774 году закончилась очередная русско-турецкая война. Россия разгромила турецкую армию, а после – и турецкий флот в знаменитом Чесменском сражении. Все это вынудило Османскую империю заключить 10 (21) июля 1774 г. Кючук-Кайнарджийский мирный договор с Россией. Назван он так по месту подписания: деревня Кючук-Кайнарджи (на территории современной Болгарии). Россия завоевала право строить флот на Чёрном море, а русские суда получили возможность проходить проливы Босфор и Дарданеллы. Турция обязывалась уважать православную религию и не притеснять балканских христиан. Россия получила право построить православный храм в Стамбуле. Также по этому договору Россия и Османская империя признавали «на вечные времена» независимость Крымского ханства и невмешательство в его дела как России, так и Турции, а также переход во владение Российской империи города Керчи и близлежащей крепости Ени-Кале.
Согласно этому договору, в Москву стали приезжать турецкие строители, инженеры и архитекторы, и их охотно нанимали на работу. Было известно, что турецкие рабочие отличаются умеренностью, работают на совесть, всегда тщательно выполняют указания архитектора. Считается, что именно турков-строителей для переустройства здания Долгорукова-Крымского нанял и Казаков. И поручил им самый ответственный участок работы – строительство того самого Большого (Колонного зала).
И тут случилось страшное. В 1783 году, когда работы над Колонным залом были в самом разгаре, стало известно, что императрица Екатерина издала указ «О присоединении к Российской Империи Крыма, Тамани и Кубани». Этот указ фактически аннулировал положения договора с Османской империей. И главное – сами турки восприняли принятие Крыма в состав России как страшное национальное оскорбление. И решили отомстить…
Колонный зал по проекту Казакова должна была украшать огромная фигура самой Екатерины, которая как бы «вырастала» из леса колонн, окружающих ее. Турецкие инженеры придумали поразительно коварный план. Они внесли в чертежи Казакова изменения, по которым в колоннаде Колонного зала появилась лишняя колонна. И не просто лишняя – эта колонна принципиально ослабляла всю конструкцию. Рано или поздно свод зала, опиравшийся на эту ненадежную конструкцию, должен был рухнуть. Это привело бы к гигантским жертвам среди тех, кто находился в это время в Колонном зале.

Если верить легенда, сам Казаков узнал о предательстве турецких инженеров уже после того, как Колонный зал был достроен. И не исключено, что остаток жизни все время думал о том, что в его шедевре содержится изъян, который способен «обрушить» весь Большой зал. Уже после его смерти другие московские архитекторы якобы нашли ту самую «лишнюю» колонну, укрепили ее и перераспределили нагрузку с нее на другие колонны. По другой версии, архитекторы и по сей день бьются над технической задачей – как изъять «турецкую» колонну из ордера, не повредив целостности всей конструкции? Как бы там ни было, эта легенда не помешала Колонному залу простоять более двух столетий и все это время оставаться центром общественной жизни не только Москвы, но и всей страны. Шедевром московского архитектора Матвея Казакова, в чьей творческой биографии были не только такие бриллианты, как Колонный зал, но и Путевой дворец в маленьком селе Городня…