Как французский аристократ систему телесных наказаний в России улучшил

В 1896 в Киеве VI съезд российских врачей, собравшийся в память великого российского ученого и естествоиспытателя Н.И.Пирогова, постановил создать специальную комиссию по подготовке доклада для правительства России о необходимости скорейшей и безоговорочной отмены телесных наказаний — как пережитка варварства и  метода, недопустимого  по этическим и санитарно-гигиеническим нормам. А ещё два года спустя комиссия представила общественности обширный доклад об использовании телесных наказаний в России. Доклад это был издан в 1899 году отдельной книгой. Фигурирует там и Тверская губерния. В частности, авторы обнаружили, что в одном лишь 1892 году волостные суды Тверской губернии постановили 879  приговоров  о  применении  телесных  наказаний, из которых 609 (69,4%) были утверждены земскими начальниками, а в остальных случаях телесные наказания были заменены другими. В целом же, как отмечали авторы исследования, применение телесных наказаний в Тверской области идёт на убыль, и если в 1992 году лишь чуть более 30% приговоров были заменены на иные методы наказания, то в 1856 году таких приговоров было уже свыше 50%.

Заметим, что к концу XIX века из телесных наказаний в России остались лишь удары розгами, которые пришли на смену ударам плетью, а ещё раньше — кнутом. Возможно, не всякий сегодняшний читатель увидит здесь большую разницу, но в XIX веке каждому было известно: кнутом можно было запросто убить человека с 1-2 ударов, плетью можно было запороть до потери сознания, но едва ли до смерти, ну а розги воспринимались скорее как наказание, связанное не столько с болью, сколько с позором — хотя и розгами можно было высечь человека до крови.  В середине XIX века общественное мнение всё чаще поднимало вопрос об отмене телесных наказаний — впрочем, почти безуспешно. Однако мало кому известно, что впервые в Российской империи вопрос если не об отмене, то об «упорядочении» системы телесных наказаний  впервые был поднят на высшем уровне благодаря… французу, потомку одного из наполеоновских маршалов.
А всё началось со скандала. В самом начале 1832 года в Париж приехал князь Экмюльский, сын французского маршала Даву – единственного из маршалов Наполеона, который не проиграл ни одного сражения. Молодой князь возвращался из России, и возвращался не с пустыми руками. В начале января он представил в Париже удивительную реликвию – подлинные палаческие кнуты, коими в России наказывали преступников. Сам Экмюльский, как он сообщал, приобрел эти диковинки у одного из московских палачей, после чего тайно вывез их из России.
Это вызвало настоящий фурор и во Франции, и в России. Во Франции – потому что высший свет буквально аплодировал молодому аристократу, который «поставил на место» варварскую Россию. Со стороны потомка маршала Даву это была изощренная месть. Во время российского похода Даву-старший ужасно опозорился, потерял свой маршальский жезл, который ему вручал лично император Наполеон. Причем он не просто потерял его – его маршальский жезл был захвачен 5 ноября 1812 года лейб-гвардии Финляндским полком (жезл этот и сегодня хранится в собрании Исторического музея в Москве).

В 1832 году как раз собирались отмечать 20-ю годовщину славной победы в Отечественной войне, демонстрировали захваченные у французов знамена, реликвии, в том числе и маршальский жезл. Немудрено, что молодой князь Экмюльский решил как-то посчитаться с русскими за честь отца. И придумал эту историю с палаческими кнутами. Или ему подсказали, сейчас уже не выяснишь. Известно только, что ему помогали некие неустановленные «купцы», которые нашли палача, согласившегося расстаться со своим «рабочим инструментом». За два кнута палачу было заплачено 500 рублей – деньги по тем временам невероятные.
Однако для юного князя покупка того стоила. Потому что «русские кнуты» стали настоящей сенсацией Парижа. Весь светский круг стремился попасть в гостиную князя Экмюльского, где он демонстрировал страшные кнуты и рассказывал, что русские палачи могут одним ударом такого кнута убить преступника.
Вскоре слухи о приобретении князя Экмюльского достигли русского двора и вызвали невероятный гнев императора Николая. Потому что в преддверии славного юбилея Отечественной войны его, российского монарха, уличали в варварстве и диких нравах, подсовывая под нос эти самые кнуты. Николай распорядился провести строгое дознание, чтобы выяснить, у кого именно из палачей были приобретены кнуты. Чиновники перерыли тюремные канцелярии, где приводились в исполнение приговоры, но ничего не нашли.
Зато эта история заставила российские власти озаботиться самой проблемой исполнения наказаний. Выяснилось, что в большинстве российских тюрем, даже в Москве, на роли палачей находились… арестанты, мобилизованные специальным распоряжением. Существовал закон, предлагающий городским и губернским властям нанимать на должность палачей добровольцев, но таковых было всегда немного, поэтому на палаческий промысел стали назначать распоряжением начальника тюрьмы. Арестанты-палачи получали двойную норму кормовых денег (как сейчас сказали бы – усиленную пайку), им выдавали «спецодежду» — фартуки, рукавицы и те самые кнуты. Жалованья им не полагалось. Во время проверки также выяснилось, что в тюремных канцеляриях хранится полно жалоб от посетителей тюрем.

Телесные наказания в России испокон века  были очень распространены, однако в XIX веке их проводили уже не публично, а в тюрьмах, и многие посетители, приходившие передать прошение или получить свидание со своими родственниками, постоянно сталкивались с тюремными палачами. Посетители нередко описывали, насколько их шокировал вид палачей, выходящих после очередной экзекуции: окровавленные руки, кровь, стекающая по фартуку, брызги крови на лице… Самое интересное, что начальство тюрем не придавало значения этим жалобам, относя их  к «издержкам профессии». Тем более  что палачи жили отдельно от остального персонала тюрем, и собственно тюремные чиновники редко их видели.
Однако после скандала с «русскими кнутами» здесь навели порядок. Во-первых, во всех тюрьмах были устроены специальные шкафы под печатями для хранения палаческих инструментов. Они выдавались катам под запись в особом журнале. Было запрещено хранить, дарить, продавать и даже просто показывать кому-либо вышедший из употребления инструмент. По списании его снимали с инвентарного учета и сжигали либо закапывали в землю на тюремном кладбище. Во-вторых, Сенат выпустил циркуляр, предписывавший выплачивать палачам жалование, особенно если палач был не из числа арестантов, а вольнонаемным. Из-за дефицита палачей Государственный совет в декабре 1833 г. постановил, что «если бы никто из них не изъявил желания быть заплечным мастером, то предоставить губернским правлениям назначать из присужденных к отдаче в арестантские роты, по их на то согласию, или вольнонаемных». То есть палачей по-прежнему набирали из числа арестантов, но не более чем на три года.
Вот так и получилось, что злостная каверза французского аристократа привела к улучшению положения российских заключенных, для которых проведение телесных наказаний было приведено в относительный порядок.