Как кимрские сапожники сами себя выкупили

Село Кимры было очень богатым. И кимряки очень расстраивались, что вот в их селе десять тысяч человек живёт, каменных домов под сотню, а сами Кимры даже не имеют статус уездного города, поскольку входили в состав Корчевского уезда. А что в той Корчеве? — негодовали кимряки. Каменные дома в ней построены лишь в центре, да и кто в мире знает про Корчеву? А вот Кимры — о, Кимры тогда имели всемирную, без всяких преувеличений, известность.
И всё благодаря обуви. Обувной промысел здесь расцвел ещё при боярах Салтыковых, которые устроили кимрским сапожникам подряд для армии Петра Великого. Именно тогда один только оброчный крестьянин Григорий Пустынин получил «царский» заказ на 5810 пар сапог. С тех пор Кимры стали центром обувной промышленности в Российской империи.

Кимрская обувь XIX века — фотография из музея г.Кимры

Кимряки первыми научились натягивать сапоги на колодку и шить их с одним швом – да так, что части сапога будто срастались намертво. Первыми из двойной кожи стали шить «осташи» – болотные бродни, первыми в России освоили и модельную обувь – сапоги «всмятку», или «гармошкой», в которых щеголяло всё купечество, столичные дамские туфли и башмаки. При этом понятие качества было настолько абсолютной ценностью, что малейший брак мог закончиться очень плохо для нерадивого мастера. В 1914 году одного крупного кимрского купца обвинили в том, что он поставил в армию «чуму» – сапоги на картонной подошве. Доподлинно никто ничего не выяснял, ткнули, похоже, в первого попавшегося – но так или иначе, а человек до суда не дожил. Помер от позора.

Фабрика М.А. Столярова

Фабрика М.А. Столярова (ныне жилой дом)

Со временем кимрское качество обрело мировой статус. Еще на Всемирной Лондонской выставке братья Столяровы получили дипломы и право ставить личное клеймо на свои изделия, «поставляемые в том числе и за границу». На еженедельных субботних базарах в Кимрах в ту пору продавалось 55 тысяч пар обуви. Кимры обували всю Россию.  То была обувь удивительной работы и отменного качества. Кожа тонкая, прочная, выделка отличная, швы безукоризненные… Перед революцией в Кимрах насчитывалось 16 тысяч «патентных» сапожников, а кимрская обувь продавалась на базарах по всей стране. В наше время в Кимрах даже поставили памятник сапожнику как символу лучших дней в истории этого города!

zapatero

Но у истории взлёта кимрского «сапожного царства» есть предыстория — и вот она-то поистине удивительная. И связана, как водится, с женщиной. Звали её Юлия Павловна Самойлова, и когда-то село Кимры принадлежало ей, богатой помещице. Самойлова была не только богатой, но и очень красивой женщиной. Исключительно красивой. Что уж говорить, если даже художник Карл Брюллов настолько воспламенился её красотой, что до конца дней своих писал портреты Самойловой!

О романе художника и русской аристократки написано немало работ. Гораздо менее известным является тот факт, что девичьей фамилией графини была Пален и она приходилась дочерью графа Павла Петровича Пален — генерала от кавалерии, героя русско-турецкой и Отечественной войны 1812 года. Когда-то граф Павел Петрович Пален увлекся Марией, младшей дочерью Павла Мартыновича Скавронского, внучатого племянника императрицы Екатерины I, первой жены Петра Великого. В 1823 Юлия Пален вышла замуж за графа Самойлова (с благословения царя), но супруг прославился неудержными кутежами, поэтому они вскоре разошлись. Графиня часто бывала в имении «Графская Славянка», расположенного в четырёх верстах от Павловска (ныне пос.Динамо). В этом имении собирался весь цвет творческого Петербурга — артисты, художники, музыканты — устраивали шумные вечеринки. Неподалёку находилась резиденция императора Николая Первого. Царь приезжал в Павловск с семьёй отдохнуть, а тут каждый вечер шум, концерты у графини Самойловой, страшно раздражало. «Хоть бы уехала она куда-нибудь», — говорил он. И как в воду глядел!
В 1846 году в Италии Юлия Павловна познакомилась с провинциальным тенором Пери. Между ними случился бурный роман, и графиня решила выйти за него замуж. По законам того времени меняющий гражданство не должен был иметь недвижимость в России, поэтому свои имения, в том числе и село Кимры, графине Самойловой пришлось продать. Как и избавиться от графского титула. И вот тут к ней пришли кимряки, депутация от местных сапожников. И предложили ей…продать Кимры им. А вместе с этим — выкупиться на волю! Такие предложения в России, что уж говорить, случались нечасто, и вопрос о том, можно ли разрешить кимрякам выкупиться, решался на самом высоком уровне. Окончательное решение принимал сам граф Киселёв, министр государственных имуществ. А он испросил разрешение у Николая I, который хоть и не сразу, но согласие такое дал. После оформления сделки жители Кимр переходили в статус обязательных крестьян — то есть, по сути, становились вольными предпринимателями.

Село Кимры во второй половине XIX века

Правда, когда кимряки узнали, какую цену назначили за Кимры, они долго чесали в затылках. 495 тысяч рублей — астрономическая по тем временам сумма, тем более для крепостных сапожников, которые считали большими деньгами рубль, а десять рублей, может, ни разу в жизни не держали. И тем не менее кимряки согласились. В государственном банке был оформлен казённый кредит на 495 тысяч с рассрочкой платежей в казну на 37 лет. Граф Киселёв высказал крестьянам желание, чтобы они всеми силами оправдали себя в платеже, (по 29,000 руб. в год) на что крестьяне ответили, что «милость чадолюбивого монарха будет для них всегда священна; что в нужде они заложат дома, жен и детей, но доверие монаршее оправдают». И слово своё кимряки сдержали. Рассрочку по кредиту они выплатили досрочно, в 1867 году, за 20 лет. Причем кимряков заставили выплатить и банковские проценты, то есть общая сумма «выкупа» достигла миллиона рублей. Миллион! Но дело того стоило. Став свободными мастерами, кимряки в считанные годы превратили Кимры в центр российской обувной промышленности. И даже разбогатели, о чём уже говорилось выше.
А что же графиня Самойлова? Через несколько месяцев после свадьбы её муж, тенор Пери, скончался от туберкулёза. Сама же графиня, потеряв доходы от русских имений, продолжала вести прежний расточительный образ жизни, и постепенно совершенно издержалась. Когда ей было 60 лет, она решила вернуть себе графский титул и вступила в брак с обедневшим французским дипломатом, графом де Морне. Фиктивный брак, в ходе которого она вынуждена была выплачивать огромные суммы своему «супругу», поставили её на грань разорения. Ситуацию усугубили и приёмные дочери графини, через суд требовавшие от неё средства на существование. Под старость бывшая красавица и аристократка поселилась в Париже, где и умерла 14 марта 1875 года, утратив весь блеск своей бывшей жизни.
Что касается её дворца в Графской Славянке, то после революции поселок был переименован в Красную славянку, а позже в Динамо. В 1941 году Красная Славянка была захвачена наступавшими немецкими войсками, а в бывшем дворце Самойловой расположился штаб печально известной испанской «голубой дивизии».

18 июля 1943 года в ходе боёв по освобождению Ленинградской области расположенные в Красной Славянке немецкие войска была подвергнуты артиллерийскому обстрелу и бомбардировке советской авиации. В результате усадьба Самойловой была разрушена и простояла в руинах до 2012 года, когда была продана под гостиницу и за несколько лет восстановлена из руин.